И когда́, обли́зывая замле́вшие гу́бы, бра́ли они́ по́рцию, сти́снутую ме́жду двух сухи́х, ло́мких ва́фель, он шепта́л им:
當孩子們舔著凍硬的嘴唇接過那份由兩片又薄又脆的華夫曲奇夾著的冰淇淋時，他低聲說道：
— Помно́гу-то ра́зом не глота́й, а то го́рло заболи́т, бу́дешь вот как я…
「別一下子吞太多，嗓子會疼的，然後就會像我一樣...」
— Граммофо́н, а ты ра́зве от моро́женого так? — спра́шивали ребяти́шки.
「留聲機，難道你是因為冰淇淋才變成這樣的？」孩子們問道。
— От моро́женого, де́тки, от моро́женого, да ещё от крем-брюле́.
「對，孩子們，冰淇淋，就是冰淇淋惹的禍，還有焦糖布丁。」
К нему́ все давно́ привы́кли в го́роде, как привы́кли к ста́рой каланче́ на Колхо́зной пло́щади, к гудка́м лесопи́лок, к вече́рнему гуля́нью на Расходиловке. Счита́ли его́ придуркова́тым, чудако́м. Так он и жил, нике́м уже́ осо́бо не примеча́емый, безголо́сый и почти́ безымя́нный, потому́ что не мно́гие в го́роде по́мнили его́ настоя́щее и́мя…
在城裏，人們對他的存在習以為常，如同看慣了農莊廣場上陳舊的瞭望塔，聽慣了鋸木廠的蜂鳴，習慣了拉斯哈基洛夫卡的晚會一樣。他被認為是一個愚蠢的怪人，就這樣，沒人關註，無聲無息，可有可無地活著。甚至已經沒有多少人記得他的真實姓名了。
Весно́й э́того го́да в прибре́жном городско́м саду́ шла спе́вка хо́ра из Заволжанского до́ма пионе́ров. Репети́ровали на эстра́де ле́тнего теа́тра, похо́жей на сово́к. Остыва́ли нагре́тые за день скамьи́, потяну́ло прохла́дой. В алле́ях и за дере́вьями уже́ темне́ло, на Во́лге тягу́чими голоса́ми крича́ли парохо́ды.
這年的春天，紮沃爾詹斯基少年宮合唱團在河邊城市公園裏彩排。用來排練的露天舞台看起來像一個簸箕。白天被曬得燙手的長椅，已經涼了下來。天色漸晚，微光習習，林蔭道和樹林深處變得幽幽暗暗，伏爾加河上飄蕩著輪船悠長的汽笛聲。
未完，待續。
